Браунфилд Инвестмент – Финансовая энциклопедия

Что такое браунфилд инвестмент?

Инвестиции в заброшенные месторождения (также известные как «коричневые месторождения») – это когда компания или государственное учреждение покупает или сдает в аренду существующие производственные мощности, чтобы начать новую производственную деятельность. Это одна из стратегий, используемых в прямых иностранных инвестициях .

Альтернативой этому является инвестирование с нуля , когда строится новый завод. Явным преимуществом инвестиционной стратегии в заброшенные земли является то, что здания уже построены. Таким образом, затраты и время запуска могут быть значительно сокращены, а здания уже соответствуют нормам.

Тем не менее, заброшенные земли могли быть заброшены или оставлены неиспользованными по уважительной причине, например, загрязнению, загрязнению почвы или присутствию опасных материалов.

Brownfield engineering

Как вы, возможно, догадались термин относится к объктам которые уже распологают возведенными конструкциями, инженерными коммуникациями и технологическими линиями. Разработка проекта в Браунфилде требует внимательного обследования существующих конструкций и главное предельной концентрации внимания на поиске оптимальных решений в рамках частично или полностью заданного конструктива.

Кроме того работы на уже действующей площадке зачастую связаны с чисто техническими сложностями по доставке конструктивных элементов к точке монтажа. Особенно в случаях когда были допущены ошибки в изначальном проекте. Зачастую проектировщики забывают о технологических проходах, и прочих мелочах.

Brownfield investments

With brownfield investing, companies scout available buildings in the host country that are compatible with their business models and/or production processes. If the existing national or municipal government requires licenses or approvals, the brownfield facility may already be up to code.

In an environmental context, the term brownfield may refer to the fact that the land on which a facility sits may be contaminated from the previous owner’s activities. This is distinct from a brownfield investment strategy.

The clear advantage of a brownfield investment strategy is that the building is already constructed, therefore reducing the start-up costs. The time devoted to construction can be avoided as well.

Brownfield investments run the risk of leading to buyer’s remorse. Even if the premises had been previously used for a similar operation, it is rare that a company finds a facility with the type of capital equipment and technology to suit its purposes completely. If the property is leased, there may be limitations on what kinds of improvements can be made.

Brownfield в нефте газе.

Еще одно определение мы можем встретить в нефтегазе. Brownfiled — месторождение, которое уже прошло через пик производства и вышло на плато. Возможно даже перешло в стадию снижения объемов производства. Операционные компании стремятся продлить экономическую жизнь месторождений, используя рентабельные технологии с низким уровнем риска.

Greenfield engineering

Представьте, что вы архитектор и у вас есть чистый холст. Что вы можете сделать из ничего? Да практически всё — вы можете проектировать и позиционировать, что угодно в любом месте. Нет никаких существующих ограничений, структур или технологических линий.

Естественно инженеры обычно больше любят именно такие проекты. Поскольку все ограничения задаются рамками самого проекта. Да и стоимость исправления ошибки в таком случае довольно низка, так как не связана с затратными процедурами.

Greenfield investments

The term greenfield refers to buildings constructed on fields that were, literally, green. The word green is also synonymous with the word new, which may allude to new construction projects by companies. These companies are generally multinational corporations that begin a new venture from the ground up, especially in areas where there are no facilities that already exist.

There are several reasons why a company may decide to build a new facility rather than purchase or lease an existing one. The primary reason is that a new facility offers design flexibility along with the efficiency to meet the project’s needs.

An existing facility forces the company to make adjustments based on the present design. All capital equipment needs to be maintained. New facilities are typically much less costly to maintain than used facilities. If the company wants to advertise its new operation or attract employees, new facilities also tend to be more favorable.

There are also downsides to constructing new facilities. Building from scratch can bring more risk as well as higher costs. For example, a company may have to invest more initially when it decides to build from scratch to fulfill feasibility studies.

Greenfield vs brownfield

Есть и плохая новость. По данным исследования, на Урале пережили кризис в основном brownfield-проекты (таких 74%), тогда как почти половина из числа закрытых/замороженных — greenfield-проекты.

Между тем, по словам директора региональных программ Независимого института социальной политики Натальи Зубаревич, среди немногих индустриально развитых регионов, где рост инвестиций в основной капитал продолжался даже после кризиса, — такие субъекты, как Калужская и Ленинградская области, и вкладывались там как раз в greenfield.

Причем рост шел во многом за счет иностранных инвестиций. По словам директора отдела сопровождения корпоративных сделок и реструктуризации бизнеса КПМГ в России и СНГ Даниэля Стрижевского, для иностранных инвесторов форма вложений «в чистое поле» приоритетней, чем работа в рамках существующей производственной площадки (почему — см.

«Черный ящик», с. 18). Так, Калужская область в первом полугодии-2021 выросла в 2,5 раза по сравнению с аналогичным периодом 2008 года, а Ленинградская — по крайней мере не упала, хотя в целом по стране прямые иностранные инвестиции (ПИИ) сократились за два года вдвое. Проблема в том, что Урал по показателям ПИИ не числился среди регионов-лидеров страны и в докризисные времена.

На Урале предприятия отказывались от нового строительства «в чистом поле», инвестируя в развитие действующих производств. Этим отчасти объясняются и низкие темпы восстановления инвестиционной активности. Эпоха высокой конъюнктуры, когда компании благодаря высокой марже могли брать на себя финансирование инфраструктурных вопросов по новым площадкам, завершилась.

Дисбаланс между greenfield и brownfield подтачивает и оптимизационные перспективы развития экономики: работа в рамках прежних промплощадок, по сути, консервирует прошлую неэффективность. В том числе важнейшую — повышенное энергопотребление.

— Мир готовится к новому технологическому скачку, который, как ожидают, произойдет в рамках научных достижений где-то к 2020 году. А к 2035 году эти достижения будут реализованы в промышленных проектах наиболее передовых стран. Тогда мировое энергопотребление, по прогнозам, должно сократиться на 60%, — заглядывает в будущее депутат Государственной думы РФ, член комитета по энергетике Валерий Язев.

— Россия сегодня, наверное, самая энергорасточительная страна в мире. И если экономически развитый мир планирует сокращение удельного энергопотребления на 60%, то нам бы нужно ставить еще более амбициозные задачи, чтобы быть конкурентоспособными на международном уровне.

Сможет ли страна при существующей структуре промышленности залатать зияющую дыру в эффективности потребления ресурсов?

— В последние годы основным конкурентным преимуществом нашей экономики были дешевые энергоресурсы. Мы взяли результаты недавних исследований, которые проводила швейцарская бизнес-школа IMD. В ежегодном рейтинге конкурентоспособности стран Россия по дешевизне энерготарифов занимает четвертое место, а по способности генерировать инновационные продукты — 54-е, по развитию технологической инфраструктуры — 44-е, по производительности компаний — 57-е, — приводит международные сравнения директор Института проблем ценообразования и регулирования естественных монополий Илья Долматов.

Есть и другое важное следствие дисбаланса greenfield/brownfield в плане долгосрочного развития. Среди уральских городов с наивысшей текущей и будущей (рассчитана по объему реализуемых и запланированных инвестпроектов) инвестиционной активностью — не только областные центры.

Нижний Тагил, Тобольск, Орск, Стерлитамак, Серов, Глазов, Магнитогорск — все это моноотраслевые, в большинстве своем плохо связанные автомобильным и железнодорожным сообщением с областными центрами муниципальные образования. После кризиса там реализуются именно brownfield-проекты.

Инвестиционная активность в этих городах — есть прямое следствие хорошего положения дел на градообразующих предприятиях, она лишь усугубляет их моноотраслевую ориентацию и усиливает будущие риски. Пожалуй, единственное серьезное исключение — особая экономическая зона «Титановая долина» в Верхней Салде на базе ВСМПО-Ависма.

На конференции губернатор Свердловской области Александр Мишарин высказал надежду по поводу того, что федерация разрешит создание ОЭЗ, и спустя несколько дней, 18 ноября, в ходе визита в Екатеринбург премьер-министр Владимир Путин одобрил этот проект.

Преодоление этих вызовов, на наш взгляд, возможно только за счет включения максимально большого числа дальних городов в зону притяжения областного центра и создания альтернатив занятости в самих моногородах через стимулирование организации новых площадок.

Браунфилд против инвестирования в гринфилд

В то время как инвестирование в заброшенные объекты подразумевает использование ранее построенных объектов, которые когда-то использовались для других целей, инвестирование в новые объекты охватывает любую ситуацию, при которой новые объекты добавляются к ранее свободным землям.

Браунфилд-инвестиции и прямые иностранные инвестиции

Браунфилд-инвестирование – обычное дело, когда компания рассматривает возможность прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Часто компания рассматривает объекты, которые либо больше не используются, либо не работают на полную мощность, как варианты для нового или дополнительного производства.

Хотя может потребоваться дополнительное оборудование или модификация существующего оборудования, это часто может быть более рентабельным, чем строительство нового объекта с нуля. Это особенно верно в случаях, когда предыдущее использование по своей природе аналогично новому предполагаемому использованию.

Добавление нового оборудования по-прежнему считается частью инвестиций в заброшенные месторождения, в то время как добавление любых новых мощностей для завершения производства не квалифицируется как заброшенные. Вместо этого новые объекты считаются инвестированием с нуля.

В оэз «технополис москва» обсудили особенности выбора площадок brownfield и greenfield

Довезти потенциал

Идея сокращения экономического расстояния от Екатеринбурга до ближайших миллионников была впервые предложена журналом «Эксперт-Урал» четыре года назад в программной статье по итогам 2006 года. Летом текущего года Александр Мишарин, заявив о необходимости строительства высокоскоростной железнодорожной магистрали, связывающей Екатеринбург с Москвой, соединения скоростным железнодорожным сообщением Екатеринбурга, Нижнего Тагила и Челябинска, а также скоростным автомобильным — Екатеринбурга и Тюмени, по сути идею поддержал — первым среди уральских губернаторов.

Генеральный директор ГипротрансТЭИ ОАО «РЖД» Федор Пехтерев заявил на конференции, что строительство трассы Екатеринбург — Нижний Тагил сократит время в пути до одного часа против нынешних двух с половиной, Екатеринбург — Челябинск — до неполных трех часов против нынешних пяти.

— Нельзя рассматривать строительство таких магистралей как бизнес-проект, — комментирует высокие расчетные вложения Валерий Фадеев. — Это в первую очередь организация современного образа жизни, это социальные проекты. Высокоскоростное железнодорожное сообщение дает совершенно иную мобильность населения и структуру экономики.

Без­условно, если считать традиционную рентабельность, то этот проект вряд ли окупаем в рациональной перспективе. Например, в Японии, где проект «Синкансэн» («Новая колея») был запущен еще в 1964 году, правительство до сих пор не решило, как возвращать инвестиции (хотя они давно уже окупились за счет косвенных эффектов).

То же, по мнению участников конференции, касается масштабного проекта освоения ресурсов «Урал промышленный — Урал Полярный»:

— Урал — это огромный промышленный центр, источник полезных ископаемых для всего мира. А вот с точки зрения транспортной обеспеченности картина не очень хорошая. В УрФО функционируют в основном две железные дороги: Свердловская и Южноуральская. Это не дает никакой возможности использовать природный ресурс, который располагается на территории Полярного и Северного Урала, — сетует Федор Пехтерев.

— Но только новые промышленные производства требуют усиления инфраструктуры железнодорожного транспорта примерно в объеме 55 млрд рублей. А если мы возьмем потребность усиления инфраструктуры железнодорожного транспорта в регионе, связанной с подпиткой, с обеспечением точек роста, это еще 15 миллиардов. Ни один частный инвестор (и даже государственные РЖД) такой объем финансирования с ходу не осилят.

Нельзя не отметить значительные внешние эффекты и от развития авиационной отрасли, которые широко обсуждались на прошедшей конференции. «По данным исследования Ассоциации европейского транспорта, на 1 рубль, вложенный в авиатранспортную отрасль, мы получаем 6 рублей в общем ВВП Российской Федерации», — замечает генеральный директор аэропорта Кольцово Евгений Чудновский.

Особенно актуальным вопрос развития авиации для Урала становится в связи с тем, что ныне все четче формируется потребность в транзитных авиаузлах — региональных хабах. И екатеринбургское Кольцово имеет все шансы стать одним из узловых областных аэропортов страны (подробнее см. «Залп в воздух», с. 24).

Нужно ли такое политическое решение? Как убеждал собравшихся директор фонда «Институт экономики города» Александр Пузанов (ссылаясь на информацию Всемирного Банка), диверсификация экономики и технологический скачок от сырьевого уклада к инновационным производствам (он случился за последние полвека) в промышленности Канады и Австралии во многом произошел благодаря тесноте экономических связей и плотному общению экономических агентов.

Из этого, по словам Пузанова, совсем не следует, что вся Россия должна переместиться к казахской или монгольской границам. Но налаживать тесное экономическое общение придется. При этом нельзя не учитывать уникальный в мировом масштабе феномен Урала. «Если мы посмотрим на другие части земного шара, мы не найдем аналогов подобной концентрации населения и экономики страны на таком удалении от границ и океанов (не считая, конечно, Северного Ледовитого), на котором находится Урал», — описывает особенности нашего региона Александр Пузанов.

А раз мы далеко и переезжать на границу не намерены, обеспечивать тесное общение в рамках национального хозяйственного комплекса можно только путем создания комфортных и современных коммуникаций (и для пассажирских потоков, и для грузовых), связывающих уральские города как между собой, так и с центрами деловой активности страны.

Ключевые моменты

• Когда компания или государственное учреждение покупает или сдает в аренду существующие производственные мощности для начала новой производственной деятельности, это называется инвестициями в заброшенные месторождения.
• Инвестиции в новые объекты, в отличие от старых, связаны с новым строительством основных средств.
• Инвестиции в зрелые месторождения – это распространенная форма прямых иностранных инвестиций (ПИИ).
• Земля, которая может быть загрязнена в результате предшествующей деятельности на участке, называется заброшенной землей.

Краткая справка

Агентство по охране окружающей среды определило заброшенное месторождение как место для потенциальных улучшений, которое ранее было улучшено, а также как участок, который имеет потенциальные препятствия для улучшения.

Недостатки brownfield investments

Инвестиции в заброшенные месторождения могут вызвать у покупателя страх. Даже если помещения ранее использовались для аналогичных операций, редко когда ищущая компания находит объект с таким основным оборудованием и технологиями, который полностью соответствует ее целям. Если недвижимость сдана в аренду, могут быть ограничения на то, какие улучшения могут быть сделаны.

Новая инвестиционная реальность

В то же время по итогам первого полугодия-2021 года зафиксирован полуторакратный рост объемов нового лизингового бизнеса (лизинг в нашей стране — один из основных индикаторов инвестиционного процесса). Восстановился и другой важнейший источник инвестиций: сальдированный финансовый результат предприятий (прибыль минус убытки), провалившись в 2009 году до 30 — 50% от 2008 года (а по Свердловской области — до отрицательных значений), по итогам первого полугодия-2021 поднялся на уровень в 75 — 85% от докризисного (исключение — Челябинская и Курганская области, хотя и там заметное увеличение).

«С середины третьего квартала 2021 года видны косвенные признаки того, что инвестиционная пауза заканчивается и формируется контур растущих инвестиций в реальном секторе, — указывает Александр Ивантер. — Перестал расти показатель совокупного розничного товарооборота, усилился поток вкладов в банки».

Для более детальных оценок спустимся на микроуровень. Аналитический центр «Эксперт-Урал» представил на конференции данные анализа 450 инвестиционных проектов, по которым доступна публичная и относительно полная информация (суммы, сроки, стадия, инвестор, продукт, место).

Отбросив ХМАО и ЯНАО (дабы устранить влияние крупнейших нефтегазовых проектов на микротренды в других отраслях и на других территориях), мы получили интересную картинку. Подчеркнем: она отражает ситуацию на Урале и Тюменской области, не претендуя на полноту описания по стране в целом.

Треть (в денежном выражении; в количественном — почти 30%) начатых до кризиса проектов в промышленности и энергетике заморожена или закрыта. Из закрытых 96% (!) относится к проектам расширения мощностей, то есть «старой» экономики. В то же время 55% проектов, переживших кризис, — инвестиции в новые продукты/технологии, увеличение глубины переработки, рост производительности и снижение издержек. Это безусловно положительная новость — структура вложений меняется в пользу проектов интенсивного развития.

В отраслевом разрезе расклад такой: «пеной» экономического бума 2000-х, смытой волной кризиса, оказались проекты экстенсивного расширения металлургии (60% замороженных/закрытых проектов), энергетики (более 50%). Зато практически 100% проектов нефтедобычи (без ХМАО и ЯНАО речь идет о проектах Тюменской области и Оренбуржья) пережили кризис. В то же время 32% проектов закрыто в машиностроении, и это серьезный негативный сигнал.

Но кроме докризисных проектов есть еще одна зона инвестиционной активности, более важная с точки зрения будущего развития, — проекты, заявленные и начатые уже после кризиса. Пока их немного, общая сумма составляет по Уралу менее 20% от переживших кризис.

Это менее семи десятков проектов на общую сумму около 10 млрд долларов, из которых две трети (в суммовом выражении) уже реализуются, остальные запланированы к запуску на 2021 — 2021 годы. И если по начатым проектам все ясно (среди них — углубление переработки в металлургии, расшивка серьезных проблем в энергетике, всегда актуальные проекты нефтегаза), то запланированные — как раз та почва, где влияние и помощь государства могут стать определяющими. А речь идет о 3 млрд долларов в металлургии, нефтехиме и машиностроении.

Характерная черта посткризисных проектов — более короткий срок реализации (от принятия решения до запуска; не путать со сроком окупаемости): три года против 5,4 для проектов, переживших кризис. По данным анкетирования инвесторов, почти год из этих пяти с лишним лет потерян в кризис, когда практически все начатые проекты простаивали.

Ползком из ямы

По Уральскому региону дисбалансы в оценках инвестиционной активности еще сильнее, чем по стране: за исключением Пермского края и ХМАО остальные восемь субъектов (ЯНАО, Свердловская, Челябинская, Тюменская, Оренбургская, Курганская области, Башкортостан и Удмуртия) демонстрируют, по данным Росстата, продолжающийся спад инвестиций в основной капитал в текущем году.

— Для масштабных инвестиций у нас недопустимо низкая норма накопления в стране, всего 20%. При такой норме не будет никакой модернизации и мощного экономического развития, — уверен главный редактор журнала «Эксперт» Валерий Фадеев. — Нам нужна норма накопления 30%.

— Минуло пять полных кварталов после формального выхода российской экономики из рецессии, если понимать под таковой снижение ВВП. По нашим оценкам, на конец сентября 2021 года реальный ВВП страны составляет 94% от уровня 2008 года. Однако темпы восстановления характеризуются затуханием — прогноз обвала и быстрого отскока на прежние позиции не реализуется, — считает заместитель главного редактора журнала «Эксперт» Александр Ивантер.

— Мировая экономика тоже восстанавливается хуже ожиданий. Эйфория быстрого роста с середины прошлого года сменилась новой неопределенностью. Американцы сейчас называют это «новой нормой»: восстановления предкризисных траекторий не произойдет, а будет трудное развитие в новых условиях.

Прямые иностранные инвестиции и их формы — внешнеэкономическая деятельность библиотека русских учебников